Краткое содержание Соборяне Лесков Соборяне Предмет рассказа составляет «житье-бытье» представителей старгородской «соборной поповки»: протоиерея Савелия Туберозова, священника Захария Бенефактова и дьякона Ахиллы Десницына. Бездетный Туберозов сохраняет весь пыл сердца и всю энергию молодости. Личность Бенефактова — воплощенная кротость и смирение. Дьякон Ахилла богатырь и Read More .
Грабеж
Краткое содержание Леди Макбет Мценского уезда Лесков Леди Макбет Мценского уезда Катерина Львовна, «по наружности женщина очень приятная», живет в зажиточном доме купца Измайлова со вдовым свекром Борисом Тимофеевичем и немолодым мужем Зиновием Борисовичем. Детей у Катерины Львовны нет, и «при всем довольстве» житье ее «за неласковым Read More .
Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Грабеж Лесков
Краткое содержание Запечатленный ангел Лесков Запечатленный ангел На постоялом дворе укрываются от непогоды несколько путников. Один из них утверждает, что «всякого спасенного человека… ангел руководствует», и его самого ангел водил. Последующий рассказ он произносит, стоя на коленях, потому как все случившееся — «дело весьма священное Read More .
Разбой – нападение, осуществленное с целью хищения. Особенностью разбоя является нанесение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью либо использование угроз о нанесении такого вреда здоровью.
Повесть Н.С.Лескова Грабеж состоит из семнадцати глав. Главные герои повествования — отрок Михаил девятнадцати лет, его дядя Иван Леонтьевич, матушка и тетка Михаила. Повествование ведется от лица Михаила. С первых строк повести читатель попадает в Россию XIX века. События происходят в городе Орле. Михаил здесь живет с матерью и теткой, богопослушными старушками; его не выпускают на улицу, обычно он сидит в горнице и ест моченые яблоки. Неожиданно к ним приезжает дядя из Ельца. Его приезд основан на церковной надобности. В Ельце дьякон надорвал жилу и больше петь не может, а в Орле, говорят, есть хорошо поющие дьяконы. Чтобы прослушать двух предполагаемых претендентов, дядя снимает несколько пустых гостиничных номеров. В сопровождение он хочет взять Михаила, но мать мальчика не желает отпускать на улицу, боясь подлетов — Орловских воров. Но Ивану Леонтьичу удается ее уговорить он обещает подарить Мише серебряные часы. Миша в действительности получает от дяди такой подарок и по приказу матери вешает часы на стену у кровати. Затем дядя вновь просит племянника проводить его до гостиницы, чтобы не заблудиться. Мишу снова долго не отпускают, но благодаря уговорам дядя этого все же добивается. В гостинице начинается прослушивание оба дьякона поют неплохо, каждый по-своему хорош. Наконец Иван Леонтьич уговаривает дьяконов прекратить пение итак покойники кругом лезут. В действительности же дядя и его племянник, сидя на кровати, суют под нее ноги, кто-то хватает их за ноги, и они с криком бросаются в середину комнаты. При попытке со свечой посмотреть кто же там под кроватью, свечу задувает, и из-под кровати вылезают двое купцов. Оказалось, хозяин гостиницы позволил им лежать под кроватью и слушать пение дьяконов, так как они очень любят церковное пение. Начинается ссора, а затем и драка. Дядя возмущен поступком хозяина гостиницы Ведь велено же было никого не пускать! В итоге дядя и племянник решают тихонько уйти, в то время как дьяконы уже вовсю дерутся с купцамиКроме того, племянник начинает рассказывать о ворах – подлетах, о том, как они рты затыкают мокрыми мочалками, которые собирают их жинки из-под бань. Вдруг Иван Леонтьич замечает, что за ними кто-то мчится. Он уговаривает племянника положить в рукавичку несколько медных пятаков, чтобы удар был сильнее. Неожиданно Иван Леонтьич начинает кричать, что у него картуз сняли. Дядя и племянник хватают грабителя, бьют его, Миша замечает, что пропали часы, отбирает их у грабителя, бьет его снова, и дядя с племянником идут домой. Дома сестры Ивана Леонтьича сразу замечают отсутствие картуза, им объясняют пропажу нападением вора, но Миша добавляет, что часы удалось спасти. Он вынимает из кармана часы и видит, что они совсем не похоже на те, которые подарил ему дядя. Миша с криком бежит в комнату – его часы висят над кроватью. Дядя все понимает. Признаться в своем поступке они идут к приставу Цыганку. Там уже сидят в рваной одежде дьякон и два купца, подравшиеся в той гостинице, где слушали их пение. Другой дьякон сидит довольно понурый и рассказывает о том, как его у Оки воры ограбили — отобрали часы. ьякон сидит довольно понурый и рассказывает о том, как его у Оки воры ограбили — отобрали часы. Миша отдает часы, все объясняет ошибкой и страхом, дядя дает приставу жареного барашка. Все расходятся с миром. Расстроенная поступком сына, мать Миши вскоре заболевает, не помогают даже иорданские простыни. Здоровье к ней возвращается только тогда, когда она берет в дом на воспитание сиротку. Михаил вскоре женится, и все постепенно забывают историю про то, как он с дьякона часы снял. На этом завершается повесть Н.С.Лескова Грабеж.
«Грабеж»
Попыткой кражи считается взлом помещения с целью кражи или хищение чужого имущества, но при условии, что украденная собственность не была реализована или использована, а возвращена владельцу. Помешать краже могут объективные обстоятельства – своевременная реакция полицейских, охраны, свидетелей и т.п., а также субъективные, если виновник передумает совершать хищение. Подробнее о покушении на кражу читайте отдельную статью https://lexconsult.online/7680-kakaya-otvetstvennost-grozit-za-pokushenie-na-krazhu
Купец и рассказал нам следующую историю, имевшую место лет за пятьдесят перед этим в том же самом городе Орле, незадолго перед знаменитыми орловскими истребительными пожарами. Дело происходило при покойном орловском губернаторе князе Петре Ивановиче Трубецком.
Николай Лесков — Грабеж краткое содержание
Отец мой скончался, когда мне пошел всего шестнадцатый год. Делом всем правила матушка Арина Леонтьевна при старом приказчике, а я тогда только присматривался. Во всем я, по воле родительской, был у матушки в полном повиновении. Баловства и озорства за мною никакого не было, и к храму Господню я имел усердие и страх. Еще же жила при нас маменькина сестра, а моя тетенька, почтенная вдова Катерина Леонтьевна. Это — уж совсем была святая богомолка. Мы были, по батюшке, церковной веры и к Покрову, к препочтенному отцу Ефиму приходом числились, а тетушка Катерина Леонтьевна прилежала древности: из своего особливого стакана пила и ходила молиться в рыбные ряды, к староверам. Матушка и тетенька были из Ельца и там, в Ельце и в Ливнах, очень хорошее родство имели, но редко с своими виделись, потому что елецкие купцы любят перед орловскими гордиться и в компании часто бывают воители.
Грабеж — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Так я прожил до девятнадцати лет и был здоров столь ужасно, что со мною стали обмороки и кровь носом ишла. Тогда маменька стали подумывать меня женить, чтобы не начал на Секеренский завод ходить или не стал с перекрещенками баловаться.
Отец мой скончался, когда мне пошел всего шестнадцатый год. Делом всем правила матушка Арина Леонтьевна при старом приказчике, а я тогда только присматривался. Во всем я, по воле родительской, был у матушки в полном повиновении. Баловства и озорства за мною никакого не было, и к храму Господню я имел усердие и страх. Еще же жила при нас маменькина сестра, а моя тетенька, почтенная вдова Катерина Леонтьевна. Это – уж совсем была святая богомолка. Мы были, по батюшке, церковной веры и к Покрову, к препочтенному отцу Ефиму приходом числились, а тетушка Катерина Леонтьевна прилежала древности: из своего особливого стакана пила и ходила молиться в рыбные ряды, к староверам. Матушка и тетенька были из Ельца и там, в Ельце и в Ливнах, очень хорошее родство имели, но редко с своими виделись, потому что елецкие купцы любят перед орловскими гордиться и в компании часто бывают воители.
Домик у нас у Плаутина колодца был небольшой, но очень хорошо, по-купечески, обряжен, и житье мы вели самое строгое. Девятнадцать лет проживши на свете, я только и ходу знал, что в ссыпные амбары или к баркам на набережную, когда идет грузка, а в праздник к ранней обедне, в Покров,- и от обедни опять сейчас же домой, и чтобы в доказательство рассказать маменьке, о чем Евангелие читали или не говорил ли отец Ефим какую проповедь; а отец Ефим был из духовных магистров, и, бывало, если проповедь постарается, то никак ее не постигнешь. Театр тогда у нас Турчанинов содержал, после Каменского, а потом Молотковский, но мне ни в театр, ни даже в трактир «Вену» чай пить матушка ни за что не дозволяли. «Ничего, дескать, там, в «Вене», хорошего не услышишь, а лучше дома сиди и ешь моченые яблоки». Только одно полное удовольствие мне раз или два в зиму позволялось — прогуляться и посмотреть, как квартальный Богданов с протодьяконом бойцовых гусей спускают или как мещане и семинаристы на кулачки бьются.
Лесков Николай Семенович
Грабеж
Домик у нас у Плаутина колодца был небольшой, но очень хорошо, по-купечески, обряжен, и житье мы вели самое строгое. Девятнадцать лет проживши на свете, я только и ходу знал, что в ссыпные амбары или к баркам на набережную, когда идет грузка, а в праздник к ранней обедне, в Покров, и от обедни опять сейчас же домой, и чтобы в доказательство рассказать маменьке, о чем Евангелие читали или не говорил ли отец Ефим какую проповедь; а отец Ефим был из духовных магистров, и, бывало, если проповедь постарается, то никак ее не постигнешь. Театр тогда у нас Турчанинов содержал, после Каменского, а потом Молотковский, но мне ни в театр, ни даже в трактир «Вену» чай пить матушка ни за что не дозволяли. «Ничего, дескать, там, в „Вене“, хорошего не услышишь, а лучше дома сиди и ешь моченые яблоки». Только одно полное удовольствие мне раз или два в зиму позволялось – прогуляться и посмотреть, как квартальный Богданов с протодьяконом бойцовых гусей спускают или как мещане и семинаристы на кулачки бьются.
:
«если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Мф. 18: 3); «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает» (Мф. 18: 5).
Особенно хорошо вспомнить эти заветы на святках, когда мы празднуем
Рождество Божественного Младенца.
Перед нами — картина губернского Орла на святках 1837 года. Художник в точности воспроизводит не только топографию, но саму атмосферу старинного провинциального города. Достоверность этой «бытовой картинки», орловский колорит тем более поразительны, что Лесков посещал свой родной город последний раз в 1862 году. Память между тем хранила самые мельчайшие подробности до того бережно, что Орёл также можно считать одним из «героев» рассказа. Читатели словно прогуливаются вместе с героями по орловским улочкам, прислушиваются к перезвону церковных колоколов, спускаются на лед замёрзшей Оки, где собирались «под мужским монастырём» «на кулачки биться мещане с семинаристами» (5, 293). До сих пор город узнаваем в своих приметах настолько, что по Орлу можно путешествовать, как по страницам лесковских книг.
не заставляют себя ожидать. Совсем недавно лопнул «Орловский социальный банк», не исполнивший своих обязательств на сотни миллионов рублей. Банковские махинации — на официальном языке: «злоупотребление полномочиями» — вызвали волну возмущения обманутых горожан и особенно пенсионеров. Их демонстрации проходили в мае прошедшего 2012 года на главной площади города.
Грабеж лесков краткое содержание
Есть за героем только одна провинность: «я грешен был и в этом покойной родительнице являлся непослушен» (5, 293). Втайне от маменьки 19-летний детинушка — настоящий русский богатырь по силе и удали — ходит не просто смотреть кулачные бои «стенка на стенку», но и становится на подмогу в «гонимую стену». Сам он признаётся: «сила моя и удаль нудили меня, и если, бывало, мещанская стена дрогнет, а семинарская стена на неё очень наваливает и гнать станет, — то я, бывало, не вытерплю и становлюсь. Сила у меня с ранних пор такая состояла, что, бывало, чуть я в гонимую стену вскочу, крикну: «Господи благослови! бей, ребята, духовенных!» да как почну против себя семинаристов подавать, так все и посыпятся» (5, 293).
Так я прожил до девятнадцати лет и был здоров столь ужасно, что со мною стали обмороки и кровь носом ишла. Тогда маменька стали подумывать меня женить, чтобы не начал на Секеренский завод ходить или не стал с перекрещенками баловаться.
Глава третья
Мы все извинились перед дяденькой, отвели его в комнату из дорожного
платья переодеваться. Переобулся Иван Леонтьич из валенков в сапоги, одел
сюртук и сел к самовару, а матушка стала его спрашивать: по какому он такому
церковному делу приехал, что даже на праздничных днях побеспокоился, и куда
его попутчик от наших ворот делся?
А Иван Леонтьевич отвечает:
— Дело большое. Разве ты не понимаешь, что я нынче ктитор, а у нас на
самый первый день праздника дьякон оборвался.
Маменька говорит
— Не слышали.
— Да ведь у вас когда же о чем-нибудь интересном слышат! Такой уж у вас
город глохлый.
— Но каким же это манером у вас дьякон оборвался?
— Ах, это он, мать моя, пострадал через свое усердие. Стал служить
хорошо по случаю освобождения от галлов, и все громче, да громче, да еще
громче, и вдруг как возгласил о «спасении» — так ему жила и лопнула.
Подступили его с амвона сводить, а у него уже полон сапог крови натекло.
— Умер?
— Нет. Купцы не допустили: лекаря наняли. Наши купцы разве так бросят?
Лекарь говорит: может еще на поправку пойти, но только голоса уже не будет.
Вот мы и приехали сюда с нашим с первым прихожанином хлопотать, чтобы нашего
дьякона от нас куда-нибудь в женский монастырь монашкам свели, а себе здесь
должны выбрать у вас промежду всех одного самого лучшего.
— А это кто же ваш первый прихожанин и куда он отъехал?
— Наш первый прихожанин называется Павел Мироныч Мукомол. На московской
богачихе женат. Целую неделю свадьбу праздновали. Очень ко храму привержен и
службу всякую церковную лучше протодьякона знает. Затем его все и упросили:
поезжай, посмотри и выбери; что тебе полюбится — то и нам будет любо. Его
всяк стар и мал почитает. И он при огромном своем капитале, что три дома
имеет, и свечной завод, и крупчатку, а сейчас послушался и для церковной
надобности все оставил и полетел. Он пока в Репинской гостинице номер
возьмет. Шалят у вас там или честно?
Маменька отвечают:
— Не знаю.
— То-то вот и есть, что вы живете и ничего не знаете.
— Мы гостиниц боимся.
— Ну да ничего; Павла Мироныча тоже нелегко обидеть: сильней его ни в
Ельце, ни в Ливнах кулачника нет. Что ни бой — то два да три кулачника от
его руки падают. Он в прошлом году, постом, нарочно в Тулу ездил и даром что
мукомол, а там двух самых первых самоварников так сразу с грыжей и сделал.
Маменька и тетенька перекрестились.
— Господи!- говорят,- зачем же ты такого к нам с собой на святые вечера
привез!
А дяденька смеется:
— Чего,- говорит,- вы, бабы, испугались! Наш прихожанин — хороший
человек, и по церковному делу мне без него обойтись невозможно. Мы с ним
приехали на живую минуту, чтобы обобрать в свою пользу, что нам годится, и
уехать.
Матушка с тетей опять ахнули.
— Что ты это, братец, зачем такое страшное шутишь!
Дядя еще веселее рассмеялся.
— Эх вы,- говорит,- вороны-сударыни, купчихи орловские! У вас и
город-то не то город, не то пожарище — ни на что не похож, и сами-то вы в
нем все, как копчушки в коробке, заглохли! Нет, далеко вам до нашего Ельца,
даром что вы губернские. Наш Елец хоть уезд-городок, да Москвы уголок, а у
вас что и есть хорошего, так вы и то ценить не можете. Вот мы это-то самое у
вас и отберем.
— Что же это такое?
— Дьякон нам хороший в приход нужен, а у вас, говорят, есть два дьякона
с голосами: один у Богоявленья, в Рядах, а другой на Дьячковской части, у
Никития. Выслушаем их во всех манерах, как Павел Мироныч покажет, что к
нашему к елецкому вкусу подходящее, и которого изберем, того к себе сманим и
уговор сделаем; а который нам не годится — тому во второй номер: за
беспокойство получай на рясу деньгами. Павел Мироныч теперь уже поехал
собирать их на пробу, а мне сейчас надо идти к Борисоглебскому соборцу; там,
говорят, у вас есть гостинник, у которого всегда пустая гостиница. Вот в
этой в пустой гостинице возьмем три номера насквозь и будем пробу делать.
Должен ты, брат Мишутка, сейчас меня туда вести в провожатых.
Я спрашиваю:
— Это вы, дяденька, мне говорите?
Он отвечает:
— Известно, тебе. Кто же еще, кроме тебя, Мишутка? Ну, а если
обижаешься, так, пожалуй, назову тебя Михаиле Михайлович: окажи родственную
услугу — проводи, сделай милость, на чужой стороне дядю родного.
Я откашлянулся и вежливо отвечаю:
— Это, дяденька, состоит не в том расчислении: я ничем не обижаюсь и
готов со всей моей радостью, но я сам собой не владею, а как маменька
прикажет.
Маменьке же это совершенно не понравилось.
— Зачем,- говорит,- вам, братец, в такую компанию с собой Мишу брать?
Можно сделать, что вас другой кто-нибудь проводит.
— Мне с племянником-то приличней ходить.
— Ну, что он еще знает!
Да небось все знает. Мишутка, знаешь все?
Я застыдился.
— Нет,- говорю,- я всего знать не могу.
— Почему же так?
— Маменька не позволяют.
— Вот так дело! А как ты думаешь: родной дядя всегда может во всем
племянником руководствовать или нет? Разумеется, может. Одевайся же сейчас и
пойдем во все следы, пока дойдем до беды.
Я то тронусь, то стою, как пень: и его слушаю, и вижу, что маменька ни
за что не хотят меня отпустить.
— У нас, — говорят,- Миша еще млад, и со двора он в вечернее время
никуда выходить не обык. Зачем же тебе его непременно? Теперь не оглянешься,
как и сумерки, и воровской час будет.
Но тут дядя на них даже и покричал:
— Да полно вам, в самом деле, дурачиться! Что вы это парня в бабьем
рукаве парите! Малый вырос такой, что вола убить может, а вы его все в
детках бережете. Это одна ваша женская глупость, а он у вас от этого хуже
будет. Ему надо развитие сил жизни иметь и утверждение характера, а мне он
нужен потому, что, помилуй бог, на меня в самом деле в темноте или
где-нибудь в закоулке ваши орловские воры нападут или полиция обходом
встретится — так ведь со мной все наши деньги на хлопоты. Ведь сумма есть,
чтобы и оборванного дьякона монашкам сбыть, и себе сманить сильного.
Неужели же вы, родные сестры, столь безродственны, что хотите, чтобы меня,
брата вашего, по голове огрели или в полицию бы забрали, а там бы я после
безо всего оказался?
Матушка говорит:
— Боже от этого сохрани — не в одном Ельце уважают родственность! Но ты
возьми с собой приказчика или даже хоть двух молодцов из трепачей. У нас
трепачи из кромчан страсть очень сильные, фунтов по восьми в день одного
хлеба едят без приварка.
Дядя не захотел.
— На что,- говорит,- мне годятся наемные люди? Это вам, сестрам, даже
стыдно и говорить, а мне с ними идти стыдно и страшно. Кромчане! Хороши тоже
люди называются! Они пойдут провожать, да сами же первые и убьют, а Миша мне
племянник,- мне с ним по крайней мере смело и прилично.
Стал на своем и не уступает:
— Вы,- говорит,- мне в этом никак отказать не можете,- иначе я родства
отрекаюсь.
Этого маменька с тетенькой испугались и переглядываются друг на дружку:
дескать, что нам делать — как быть?
Иван Леонтьич настаивает:
— И то,- говорит,- поймите: можете ли вы еще отказать для одного
родства? Помните, что я его беру не для какой-нибудь своей забавы или для
удовольствия, а по церковной надобности. Посоветуйтесь-ка, можно ли в этом
отказать? Это отказать — все равно что для Бога отказать. А он ведь раб
Божий, и Бог с ним волен: вы его при себе хотите оставить, а Бог возьмет да
и не оставит.
Ужасно какой был на словах убедительный.
Маменька испугались.
— Полно тебе, пожалуйста, говорить такие страсти.
А дядя опять весело расхохотался.
— Ах, вороны-сударыни! Вы и слов-то силы не понимаете! Кто же не раб
божий? А я вот вижу, что вам самим ни на что не решиться, и я сам его у вас
из-под крыла вышибу.
И с этим хвать меня за плечо и говорит:
— Поднимайся сейчас, Миша, и одевай гостиное платье,- я тебе дядя и
старик, седых лет доживший. У меня внуки есть, и я тебя с собою беру на свое
попечение и велю со мной следовать.
Я смотрю на мать и на тетеньку, а самому мне так на нутре весело, и эта
дяденькина елецкая развязка очень мне нравится.
— Кого же,- говорю,- я должен слушать?
Дядя отвечает:
— Самого старшего надо слушать — меня и слушай. Я тебя не на век, а
всего на один час беру.
— Маменька!- вопию. — Что же вы мне прикажете?
Маменька отвечают:
— Что же. если всего на один час, так ничего — одевай гостиное платье
и иди проводи дядю; но больше одного часу ни одной минуты не оставайся.
Минуту промедлишь — умру со страху!
— Ну вот еще,- говорю,- приключение! Как это я могу в такой точности
знать, что час уже прошел и что новая минута начинается,- а вы меж тем
станете беспокоиться.
Дядя хохочет.
— На часы,- говорит,- на свои посмотришь и время узнаешь.
— У меня,- отвечаю,- своих часов нет.
— Ах, у тебя еще до сей поры даже и часов своих нет! Плохо же твое
дело!
А маменька отзываются:
— На что ему часы?
— Чтобы время знать.
— Ну. он еще млад. их заводить не сумеет. На улице слышно, как на
Богоявлении и на Девичьем монастыре часы бьют.
Я отвечаю:
— Вы разве не знаете, что на богоявленских часах вчера гиря сорвалась и
они не бьют.
— Ну так девичьи.
— А девичьих никогда не слышно.
Дядя вмешался и говорит:
— Ничего, ничего; одевайся скорей и не бойся просрочить. Мы с тобою
зайдем к часовщику, и я тебе в подарок часы куплю. Пусть у тебя за
провожанье дядина память будет.
Я как про часы услыхал — весь возгорелся: скорее у дяди руку чмок,
надел на себя гостиное платье и готов.
Маменька благословила и еще несколько раз сказала:
— Только на один час!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Я бросился искать маменьку, а маменька стали ключ искать и насилу его нашли в образнике, да пока я выбежал к воротам, да замок отпирать стали, да засов вытаскивать, тройка уже и отъехала, и тот, что в калмыцком тулупе был, уехал в кибитке, а дядя один стоит, за скобку держится и сердится.
Ночью хмельной Иван брел, опасаясь грабежа, ведь у него было много при себе денег, которые ему не принадлежали. Помимо этого он раздумывал о вероятном предательстве знахаря, ведь их выгнали обоих, а он исчез.
Впрочем, он отозвался, когда его позвал Иван, но тот долго не мог опознать магнетизера, потому что виделось ему у него два носа, и к тому же он не мог понять, что тот говорит. А говорил проходимец на французском. Потом он заверил парня, что тот постигнет совершенную красоту природы.
12. Гипноз
Иван отправился в церковь, а оттуда – в трактир, где стал свидетелем жуткой сцены: какой-то человек, прося водки, обещал ее выпить и закусить рюмкой. Ему налили, он выпил и съел стекло. Парня пробрало от этого, и он потребовал налить человеку за свои деньги. Тот был проходимцем и, поняв, что Иван его жалеет, начал выпрашивать выпить, с каждым разом все больше и чаще.
Загрузка...
